– Фу, Джонатан! Этот костюм обошелся мне в триста долларов и, что более важно, в пять примерок.
– Полезай ко мне в машину!
Майлз поднял скулящую собачонку и пошел впереди Джонатана к “роверу”. Только что происшедшие события никак не отразились на его небрежной балетной походочке.
* * *
Они ехали на запад, в глубь пустыни. Губы у них начали трескаться от соли, которая не дает расти даже самой неприхотливой растительности в этих краях. Джонатан держал пистолет в правой руке, чтобы Майлз не мог овладеть оружием.
Полтора часа они мчались сквозь раскаленный жар пустыни. Джонатан понял, что Майлз готов попытаться завладеть пистолетом. Руки Майлза, лежащие на коленях, чуть сжались, а плечи немного напряглись – и этого было достаточно, чтобы предугадать его движение. Едва он кинулся за пистолетом, Джонатан ударил по тормозам, и Майлз лицом ударился о переднюю панель. Джонатан, мгновенно поставив машину на ручной тормоз, выскочил сам и вытащил Майлза за воротник. Швырнув его на потрескавшуюся землю, он вскочил обратно в “ровер”. Пока Майлз, пошатываясь, вставал на ноги – из носа сочилась кровь вперемешку с грязью, – Джонатан описал крутую дугу и развернул “ровер”. Майлз встал на дороге, телом преграждая путь.
– Ты не оставишь меня здесь! – Он понял, что приготовил для него Джонатан, и это наполнило его таким ужасом, какого не смогла бы вызвать угроза получить пулю в голову.
Джонатан попытался объехать его, но не успел набрать скорость, а Майлз бросился на капот и разметался там, прижавшись лицом к стеклу.
– Ради всего святого, Джонатан! – заорал он. – Пристрели меня!
Джонатан промчался вперед и резко притормозил, сбросив Майлза с капота. “Ровер”, рыча, задним ходом отъехал от поверженного тела, потом набрал скорость и рванул вперед, описав широкую дугу вокруг Майлза.
Когда Джонатан поймал в зеркале подрагивающее отражение Майлза, к тому уже вернулось всегдашнее самообладание. Он стоял, взяв на руки собачонку, и глядел вслед отъезжающему “лендроверу”.
Джонатан навсегда запомнил, каким он видел Майлза в последний раз. Сверкая на солнце золотым костюмом, Майлз спустил собаку на землю и вынул из кармана расческу. Он прошелся ею по шевелюре и подправил волосы на висках.
Джонатан сидел за круглым железным столиком на террасе отеля, потягивая водуазское вино, слегка отдающее травой, и наслаждаясь легким пощипыванием, вызванным скрытой шипучестью вина. Он посмотрел мимо круто загибающегося вверх луга на мрачный северный склон Айгера. Зыбкое тепло горного солнца время от времени сносилось прочь порывами свежего горного ветра.
Лишь раз в день, и то очень ненадолго, солнечные лучи касались темного вогнутого склона, зловеще нависшего над Джонатаном. Склон выглядел так, будто какой-то бог-олимпиец лопатой вырубил его в теле горы. Его острый черно-серый край в форме полумесяца прорезал сверкающую синеву неба.
Задул ветерок, и Джонатан невольно вздрогнул. Он вспомнил две свои предыдущие попытки штурма этого склона. Обе они оказались неудачными из-за тех сильнейших бурь, которые накатываются с севера, накапливаются и многократно усиливаются в естественном амфитеатре Айгерванда. Эта звериная ярость ветра и снега столь обычна здесь, что мрачные проводники из бернской части Оберланда называют ее “айгерской погодкой”. После опаснейшего девятичасового спуска с высотного ледника под названием “Белый Паук”, полностью воплотившего в себе предательский нрав этой горы, Джонатан пообещал себе, что больше никогда сюда не полезет.
И все-таки... Покорить эту гору было бы очень заманчиво.
Он поправил солнечные очки и, невольно испытывая восхищение, стал созерцать ужасающее величие Айгера. Столь отчетливая видимость была необычна: как правило, вершину окутывал тяжелый саван тумана, скрывая от глаз бури, свирепствующие наверху, и приглушая рев и треск лавин, составляющих самое эффективное оружие горы для обороны от пришельцев. Взгляд Джонатана цеплялся за каждое приметное место на склоне – любое из них было связано с поражением или гибелью альпиниста.
Он боялся этой горы – у него от страха в паху щипало. И в то же время руки жаждали прикоснуться к ее холодному камню, и он воодушевлялся при одной мысли о том, что он еще раз померяется силами с этим великим и грозным дикарем. Каждый альпинист хоть раз проходил через этот странный диалог между осторожным умом и неистовым телом. Очень жаль, что объект его санкции будет установлен до восхождения. Может быть, потом, когда все это...
Длинноногая блондинка с горным загаром протиснулась между тесно поставленными столиками и, хотя на террасе никого, кроме Джонатана, не было, задела его бедром, отчего немного вина выплеснулось у него из стакана.
– Очень извиняюсь, – сказала она, явно стремясь использовать эту маленькую неприятность как повод завязать разговор.
Джонатан сухим кивком показал, что принимает ее извинения, и она прошла дальше, к телескопу, который приводился в действие монеткой и стоял как раз на одной линии между Джонатаном и Айгером, хотя в ее распоряжении было еще шесть точно таких же телескопов. Она склонилась над инструментом, наведя свою достойную всяческого восхищения попку прямо на Джонатана, и он просто не мог не заметить, что загар свой она приобрела, скорее всего, в тех самых шортах, которые были на ней. У нее был британский акцент, и в целом она производила впечатление “лошадницы”, отрастившей длинные и сильные ноги за счет того, что частенько держала между ними коня. Он отметил, что туфли на ней, при всем при том, не английские. С появлением мини-юбок британские женщины отошли от столь примечательных тяжеленных ботинок, по которым с первого раза можно было безошибочно определить англичанку. Когда-то бытовало мнение, что британские женские туфли создаются великими мастерами, которым подробно описали, как должна выглядеть женская туфелька, но которые сами ни разу в жизни не видели ни одной пары. Однако же английские туфли были удобными и носкими. И таковы же были основные достоинства женщин, носивших эту обувь.